Хороших сценариев для России нет

Как и зачем Кремль готовит летнее наступление, и почему даже его возможный успех не изменит ход войны? Почему Запад недостаточно помогает Украине и продолжает избегать прямого столкновения с Путиным — в интервью редактору YouTube-канала «Страна и мир» Вере Рыклиной рассказал политолог, преподаватель Карлова Университета в Праге Александр Морозов. Он считает, что у событий внутри России есть есть два варианта развития, и ни один из них не является хорошим.

— Война идет уже больше двух лет. Накануне лета 2024 Россия начала новое наступление, а Запад после полугодового промедления возобновил поставки оружия Украине. Почему война развивается такими волнами?

В начале войны, весной 2022 года все быстро поняли, что ее последствия будут колоссальными и долгосрочными — и для Украины, и для России, и для всей Европы. Сразу стало ясно, что это не просто региональный конфликт, каких много, а война в Европе. Это вызвало шок. 

Долгое время казалось, что у Путина была возможность вести привычную и понятную гибридную войну с «хорошими перспективами», продолжая линию 2014 года. Однако был выбран именно шоковый сценарий полномасштабного вторжения. Но очень быстро шок сменился пониманием того, что эта агрессия закономерна, что она стала неизбежным следствием развития путинского политического режима.

С тех пор прошло два года. Это огромный срок. Война находится, по всей видимости, в середине. Дальнейший ход войны будет определяться несколькими основными факторами. Во-первых, это огромная инерция войны: российское общество, экономика, культура и образование — все это за два года было перестроено на адаптацию к войне и ее поддержке. Перестраивается ВПК, делятся и консолидируются активы, обеспечивается работа военных производств,  разворачиваются новые, на годы вперед планируется их работа. 

В регионах развертываются и активизируются новые военные производства. Пенитенциарная система готовится обеспечивать трудом заключенных нужды войны. Система разворачивает себя, чтобы обеспечивать социальными льготами участников войны и их семьи. Культура и образование принимают новые формы цензуры и самоцензуры. Это очень долгосрочный и серьезный процесс, масштабная перестройка, которую в будущем не получится остановить мгновенно.

Очень важен и второй фактор. Кремль имеет дело с большой консолидированной поддержкой Украины со стороны глобального сообщества, которой прежде не было. Она сформировалась в 2022 году, для этого понадобились большие усилия многих европейских, американских политиков, деятелей культуры и интеллектуалов. И большая группа стран остается в контуре этой глобальной поддержки.

— Разве поддержка Украины не падает? И в снабжении необходимым вооружением, и на бытовом уровне: мы давно не видим в европейских столицах митингов солидарности.

На мой взгляд, нет. Поддержка не может непрерывно находиться на одном и том же уровне: происходят и другие масштабные глобальные события. Но и через два года с начала войны вопросы поддержки Украины непрерывно остаются в повестке дня правительств и международных союзов. Скоро состоится большая международная конференции в Швейцарии в поддержку Украины, к которой привлечены не только западные страны, но и страны глобального Юга. Вырабатывается новая позиция Евросоюза относительно финансирования Украины. По сути, ЕС и США закладывают сейчас институциональные системы поддержки, которые в дальнейшем должны работать независимо от изменений в правительствах разных стран. Эти системы поддержки будут действовать в следующие 3–5–10 лет. 

Конечно, абсолютно все хотят мира. Это очень драматическая коллизия.  Все общества устали от этой войны. Особенно Украина, она несет огромные жертвы и истощается. Остальные мировые акторы тоже хотят окончания войны как можно быстрее. О России мы не можем судить с окончательной определенностью, но кажется, значительная часть российского населения тоже устала от войны и вызванной ею чрезвычайности. Большая часть населения хотела бы вернуться как к норме к тому, что было до начала войны. Эти люди не хотят свержения путинизма, они в принципе удовлетворены путинизмом как моделью государственного устройства их жизни. Но они не хотят войны.

Здесь важно не то, кто и как хочет мира, а то, что мир невозможно сконструировать. Препятствие к этому преодолеть невозможно: РФ присоединила к себе четыре украинские территории. С точки зрения действующего российского законодательства, теперь это российские территории. Это исключает возможность переговоров, направленных на достижение компромисса. 

Я думаю, Путин сделал это вполне целенаправленно. Он мог бы вести «специальную военную операцию», не принимая решение об аннексии четырех украинских областей. Но теперь их присоединение — исторический факт, который невозможно обойти. Никакая Госдума, никакой Совет Федерации, никакой Путин не могут теперь проголосовать за отсоединение этих территорий. Поэтому кто бы сейчас ни выступал со словами о мире, кто бы ни был готов посредничать в переговорах, включая глав Китая, Турции, Бразилии, Папу Римского, сами переговоры и мир невозможны. Все это показывает нам, что впереди долгая война.

— Если переговоры невозможны, то война становится бесконечной. Что может и должно произойти, чтобы она все-таки закончилась?

Сейчас существует паритет: Украина успешно защищается, Российская Федерация ведет медленное наступление, имеет слабые тактические успехи. Этот паритет может сохраняться очень долго, но может и внезапно разрушиться. Вопрос в том,  как он может быть разрушен: крушением с российской стороны или с украинской? В России сторонники войны рассчитывают на успех летнего наступления, которое сломает украинскую оборону. Тогда Кремль поставит Украину в другое положение в потенциальных переговорах. Очевидно, на это рассчитывает вся военно-политическая верхушка России, включая окружение Путина. 

Ничего хорошего в этом случае нас не ждет. Мира — пусть и на условиях России — тоже не будет. Даже сильный прорыв украинской обороны не приведет к окончанию войны и не будет стимулировать переговоры: отступив на 100 или 200 километров, украинцы будут продолжать сопротивляться. Перспективы захватить Украину полностью или низложить ее действующее правительство крайне низки. Это практически невозможно. Захват Украины целиком с самого начала был абсолютно безумной идеей, поскольку предполагал вытеснение 20 миллионов человек с территории Украины. Это чудовищные планы, бесперспективные, но похоже, в Москве рассчитывали на это в 2022 году и надеются сейчас. 

Украина тоже находится в положении, когда не просматривается возможность достижения цели, связанной с полным вытеснением русских с территории Украины в границах 1991 года. Это фиксируют и военные, и политические эксперты. Возможный тактический успех украинского наступления тоже не меняет хода войны. Было бы замечательно, если бы украинские войска пробили коридор к Азовскому морю, но сделать это можно только ценой очень больших жертв. В отличие от Кремля, Украина не может жертвовать 30–50 тыс хорошо подготовленных военных за тактический успех в наступательной операции, который не изменит перспективу войны. Это слишком дорогая цена. В этом и заключена вся тяжесть ситуации. Так что эта война находится в полном тупике. Так будет продолжаться и дальше. 

Инструменты типа конференции в Швейцарии очень важны как площадки, которые пригодятся, когда возникнет вопрос о переговорах. Достижение мира не будет вопросом двусторонних переговоров. Потребуется участие многих стран, не только западных, поскольку ни одна страна не сможет взять на себя такие гарантии в одиночку. Окончание этой войны будет предполагать очень большие глобальные гарантии. Поэтому важно, что на будущее создается площадка, в которую могут обратиться те, кто хотел бы переговоров о мире, включая какое-то будущее российское руководство.

— Но ведь у Запада есть техническая возможность разрушить паритет, почему он этого не делает? Почему Запад так боится эскалации и не выступает открыто против России, ведь он мог бы остановить Путина?

Международные институты, их лидеры, национальные правительства и влиятельные политики руководствуются тремя важными соображениями. Первое: начать войну против Путина — это значит стать соавтором Третьей мировой войны. В настоящий момент только Путин является автором Третьей мировой войны, и всем это нравится. Никто не хочет составить ему компанию. Кто первый войдет в эту войну дальше, тот окажется одним из ее исторических соавторов.

Второе: все хорошо понимают, что наилучший вариант — добровольный отказ России от этой войны. Он сохранит перспективы нормального европейского развития. Военный разгром России можно себе представить, но его последствия приведут к тому, что вся российская территория и ее население окажется в ресентименте примерно до конца столетия. 

Третье. Современным политическим руководителям на Западе очень хорошо известно, что силовые действия, в какой-то момент казавшиеся необходимыми, часто приводят к обратному результату. Война во Вьетнаме — до сих пор предмет острейшей критики в США. Та же ситуация с операцией в Ираке, продиктованной   гуманитарными соображениями. Эта война показала полную неэффективность концепции гуманитарной интервенции, и теперь политики фактически от нее отказались. 

Любой европейский политик понимает, что можно успешно провести военную операцию против слабой страны. Но вести военную операцию против России — это путь к очень большим жертвам. Военная атака на Россию приведет к ожесточенному сопротивлению населения, к консолидации вокруг флага, к невиданному взлету патриотизма. Такое общество признает оправданными любые собственные жертвы, а ответственность за них ляжет на Запад. Очень тяжело смотреть на жертвы, которые несет Украина, на ее героическую борьбу. Это ее собственный выбор, вызывающий огромную симпатию и уважение. Этот выбор высоко оценен всеми. Но никто не хочет становиться стороной этой войны.

Существует мифология, что есть какой-то необозримый, гигантский, организованный Запад, который может и должен громить военными средствами любую диктатуру. Но совершенно очевидно, что нападение Запада на Россию равносильно, например, нападению на Китай. Это чудовищная, абсурдная и бессмысленная бойня. Лучшим для всех был бы добровольный выход России из этой войны. Добиться этого было бы проще, если бы давление на Россию оказывали не только страны Запада. 

Только этот сценарий сохранит для России возможность получить историческое продолжение, трансформироваться в направлении глобального сотрудничества, развития новых возможностей, выхода из изоляции. Проблема в том, что никто сейчас не видит в России сил, способных взять на себя такую историческую ответственность. Но нельзя исключать, что еще через год или два года войны такие силы в России появятся. Альтернативного варианта просто нет.

— Что может и должно произойти внутри России, чтобы такая сила появилась?

Существуют две возможности, они совершенно разные. Одна вытекает из линии мятежа Пригожина. Это модель обрушения государственных институтов,которая втягивает население в хаотические процессы. Мятеж Пригожина показал, что даже в путинской плотно контролируемой системе возможен сильный шок, который в определенной ситуации может привести к дестабилизации и хаосу. 

Второй сценарий: группа высших офицеров говорит, что надо прекратить войну и вернуться к здоровому авторитаризму без войны. С точки зрения либерального лагеря оба сценария плохи. Но хороших сценариев для сторонников демократизации в России больше нет и в ближайшее время не будет. 

Теперь России в любом случае придется 20–30 лет иметь дело с последствиями этой войны, с трансформацией экономики и общества под ее влиянием. Руководить страной на всех уровнях, принимать решения будет бюрократия, сформированная в последние 10 лет. Лет через 10, по всей видимости, произойдет поколенческий переход. Каждое следующее политическое поколение отличается от предыдущего. Так  будет и с тем поколением, которое станет еще более активным и значимым через 10 лет. Возможно, оно, сохраняя контур путинской политической системы, захочет отказаться от некоторых аспектов чрезвычайности, созданной в позднем путинизме. 

Ориентиром тогда могут стать 2000-е годы. В случае элитного перехода его авторы будут заинтересованы в том, чтобы отрицать 1990-е, подвергать их жесточайшей критике, но думать о 2000-х как об идеальном времени, к которому надо вернуться. Можно себе представить, что это поколение будет рассматривать политические решения Путина после 2014 года как ошибочные. И переговорная позиция России будет заключена в том, чтобы оставить себе Крым, но уйти со всех остальных оккупированных территорий. Или вообще вернуться к границам 1991 года на условиях добрососедства с Европой и полного отказа от всей путинской геополитической мифологии. 

Конечно, это не прогноз, а лишь надежда. Пока Путин и другие геронтократы наверху крепко держат ситуацию, они не отдают власть даже собственным детям, которым сейчас по 40–50 лет. Но именно эти люди через 10 будет принимать решения о дальнейшем развитии России.

— А есть ли надежды на поколение Навального?

Борьба, которую вело поколение Навального и более старшее поколение Бориса Немцова, закончена. Она осталась в историческом прошлом. Сегодня замкнулся этап 30-летнего транзита, он закончился войной. Все, что происходило в пределах этого транзитного процесса, больше не имеет силы и не играет роли. Это было неимоверно важно в свое время, это был период тяжелой и отчаянной борьбы против наступления диктатуры. Поднявшись в 2000-х годах, заявив о себе в 2011–2012 годах и проиграв, это поколение вело борьбу как минимум до 2019 года, почти 10 лет. Но теперь надо зафиксировать полное поражение. Историческая ситуация ушла в руки других людей.