Второй фронт Великой отечественной войны: мифы и факты

Любое альтернативное мнение, не совпадающее с генеральной линией партии, теперь не просто вызывает окрик из Кремля, но и грозит тюремным сроком за «оправдание нацизма».

Суть нынешней кремлёвской версии Второй мировой войны можно изложить так: СССР воевал и победил в одиночку; союзники по антигитлеровской коалиции в основном ничего не делали (а если и делали что-то, то лишь вредили СССР); героизм проявляли лишь советские граждане; значение ленд-лиза было минимальным; союзники специально затягивали открытие второго фронта, чтобы погибло больше советских людей. Тема взаимодействия с союзниками подаётся исключительно в русле советской историографии, которая в освещении этого вопроса сложилась с подачи лично Сталина.

Специально медлили

Во всех учебниках истории, начиная со школьных, красной линией проходит тезис: США и Англия специально затягивали открытие второго фронта в Европе, чтобы вся тяжесть войны легла на СССР, и он понёс самые большие потери. К примеру, в учебнике «Новейшей истории» для 9 класса, изданный Никитой Загладиным ещё в 1999 году, говорится: «Лидеры Англии и США пошли на сознательный обман, дав заверения в открытии второго фронта во Франции в 1942 г., хотя в действительности подобная операция, да и то крайне ограниченная, планировалась лишь на крайний случай, если СССР окажется на грани поражения».

На самом деле никаких прямых обещаний об открытии второго фронта союзники никогда не давали. Сталина никто не обманывал. Сталин требовал скорейшего открытия второго фронта, Рузвельт хотел того же; Черчилль объяснял им обоим, почему это невозможно. Рузвельт слышал аргументы Черчилля, а Сталин — нет. В силу своей подозрительности ко всем, он считал, что его обманывают. А в тоталитарной стране чувства диктатора должны разделять все его сограждане.

В учебниках Мединского, нашпигованных мифами типа «героев-панфиловцев» и подающих гибель огромного количества граждан СССР как доблесть и достижение, а не как трагедию, история отношений с союзниками по коалиции тоже подается в пропагандистском духе. Ленд-лиз якобы был незначительным, без него вполне можно было обойтись. В рассказе акцент делается на нарушении графика поставок — без объяснения причин. На самом деле срывам графика способствовал не злой умысел США, а активные боевые действия вермахта в районе морских конвоев.

Тема открытия второго фронта в учебнике Мединского для 10 класса это описана так:

«Сторонами была достигнута договорённость в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 г. Но эпопея с его открытием растянулась на два года. Чтобы убедить Сталина в невозможности осуществить высадку английских и американских войск во Франции, У. Черчилль отправился в августе 1942 г. в Москву. Во время переговоров он убеждал Сталина, что гораздо выгоднее будет сначала организовать наступление в Северной Африке и Средиземноморье. Кроме этого, Черчилль стремился сгладить негативное впечатление, которое производили в Москве задержки с поставками обещанных по ленд-лизу вооружений и техники.

Во время конференции Сталин настаивал на открытии второго фронта. Одним из аргументов стало обещание Сталина, что СССР после завершения войны с Германией вступит в войну с Японией на Дальнем Востоке. Но главной причиной того, что западные союзники СССР пересмотрели свою стратегию ведения войны, было развитие событий на фронте. После коренного перелома в войне, достигнутого благодаря победам Красной Армии под Сталинградом и Курском, они осознали: «…Если дела в России пойдут и дальше так, как сейчас, то, возможно, что будущей весной второй фронт и не понадобится„, — признался в узком кругу Рузвельт„».

Из учебника создаётся впечатление, что союзники всю войну ничего не делали, а только ждали, чем дело завершится на восточном фронте. В этом же тоне выдержан учебник по всеобщей истории, где говорится, что союзники развлекались, пока Германия добивала Польшу. Похожим образом описываются отношения с союзниками и в учебниках бывших республик СССР, которые сегодня, как и Россия, имеют большие проблемы в развитии демократии (Беларусь, Азербайджан, Казахстан и др).

Бывшие друзья

Миф о намеренном затягивании открытия Второго фронта в Европе оказался одним из самых устойчивых на постсоветском пространстве. Он преследовал несколько целей.

Во-первых, ещё во время войны и сразу по её окончании это позволяло оправдать огромные потери СССР. Пропаганда усиленно формировала нарратив, согласно которому намеренное затягивание союзниками вторжения в Европу позволило возложить всю тяжесть военных действий на СССР.

Во-вторых, антигитлеровская коалиция распадается почти сразу после завершения войны, на конференции в Потсдаме. Исчезновение общего врага реанимирует былую вражду между системами, и миф о намеренном затягивании открытия второго фронта используется для укрепления враждебного отношения советских граждан к капиталистическому миру. На протяжении последующих десятилетий он выполнял ту же функцию.

В тоталитарной стране чувства диктатора должны разделять все его сограждане

Казалось бы, в 1990-е годы, когда в научной сфере была полная идеологическая свобода, этот миф должны были опровергнуть. Однако этого не случилось. Почему? Скорее всего, было просто не до этого. Тема Второй мировой войны уже не была так важна, как в советские годы. А сегодня этот миф не просто снова вытащен на поверхность, но и ещё больше раздут.

Цель путинского режима в использовании этого мифа во многом совпадает с целями СССР. Сегодня, в связи с войной в Украине, с новой силой идёт пропаганда идеи противостояния с «коллективным Западом» в лице НАТО. Нарратив «Родина в кольце врагов» многократно усилился. В его обслуживании и заключается главная задача мифа о намеренном затягивании открытия второго фронта.

Но так ли было на самом деле? Действительно ли США и Британия имели злой умысел в отношении Советского Союза? Посмотрим на историю подготовки операции «Оверлорд» без гнева и пристрастия.

Нацисты-союзники

Вторая мировая война в Европе началась 1 сентября 1939 года. На первом её этапе СССР был полноценным союзником Германии. Сегодня говорить об этом открыто в России почти невозможно, но в свободные от идеологии 1990-е историки и политики признавали преступность позиции советского руководства вплоть до 22 июня 1941, когда СССР сам стал жертвой нацистской агрессии.

В предшествовавшие этой дате полтора года СССР на основе торговых соглашений, заключённых за несколько дней до подписания пакта о ненападении, поставлял Германии продовольствие и стратегически важное сырье: зерно, нефть, никель, медь, хлопок и пр. Закупал СССР у Германии станки и промышленное оборудование. Планировались даже закупки образцов военной техники. Впрочем, с их поставками Германия не торопилась. Она начала выполнять условия соглашений лишь когда СССР прекратил экспорт очень нужной Германии нефти.

Советское руководство было заинтересовано в экономическом сотрудничестве с Германией отнюдь не из дружественных чувств. В стране продолжалась индустриализация, успехи которой пропаганда сильно преувеличивала. СССР было необходимо промышленное оборудование, особенно для ВПК: перевооружение армии было очень далеко от завершения. Некоторые виды военной техники в СССР попросту отсутствовали, и руководству было жизненно важно приобрести их образцы у развитых стран.

США и Великобритания продавать военные образцы СССР отказывались, поэтому приходилось договариваться с Германией. Она понимала, что налаживание производства техники по образцам требует много времени, поэтому не очень боялась таких поставок.

Подготовка к войне

Итоги советско-финской войны показали катастрофическое состояние Красной армии, что в полной мере отражено в одном из самых интересных документов той поры, который в школьных учебниках не упоминается. О нем не любят вспоминать патриотично настроенные историки. В «Акте о приеме Наркомата Обороны Союза СССР» от 7 мая 1940 г. о состоянии, например, советской военной авиации говорится следующее:

«[…] ВВС не имеют пикирующих бомбардировщиков […]

По вооружению отстает внедрение крупнокалиберного оружия […]

Авиационные части имеют общий некомплект самолетов 10 проц., в числе имеющихся в частях самолетов 24 проц. составляют устаревшие типы, требующие замены.

Военно-воздушные силы недостаточно обеспечены средствами подогрева и заправки, подвижными ремонтными мастерскими и наиболее ходовыми запасными частями […]»

Согласно этому документу, плачевной была ситуация абсолютно во всех родах войск. За год до нападения Германии на СССР страна была абсолютно не готова к войне. Будущий ленд-лиз был не просто приятным подспорьем, а условием ее выживания.

СССР принял активное участие в очередном разделе Польши, аннексировал Литву, Латвию и Эстонию и попытался проделать то же с Финляндией. Советский Союз, с одной стороны, стал очевидным бенефициаром гитлеровской агрессии в Европе и её активным соучастником. Но с другой, именно в результате этого раздела Восточной Европы у СССР появилась общая граница с потенциальным врагом, которым Германия оставалась несмотря ни на какие пакты и торговые соглашения.

Гитлер не скрывал своей ненависти к коммунизму и своим главным врагом считал СССР. Сталин об этом знал, и неизбежность столкновения двух стран была очевидна. Так что цели этих соглашений были практическими и тактическими: оттянуть момент столкновения, и до его начала получить материальную выгоду, ведя активную торговлю.

Большую часть этого периода нацистской Германии практически в одиночку противостояла Британия. Можно ли упрекать Черчилля, что он едва ли не обрадовался нападению Германии на СССР? Ведь это означало, что теперь его страна противостоит германской военной машине не одна.

За год до нападения Германии на СССР страна была абсолютно не готова к войне

Уинстон Черчилль стал премьер-министром Великобритании 10 мая 1940 года, когда для его страны начался самый тяжёлый период во Второй мировой войне. Идея необходимости вторжения в Европу была высказана им в 1940-м, когда Сталин был союзником Гитлера. Сразу после эвакуации из Дюнкерка англичане начали разрабатывать наступательные операции на континенте, предполагая возможность их реализации в 1942–1943 гг. Но положение Британии в тот момент было очень тяжёлым, и о вторжении можно было только мечтать. Дальнейший ход войны показал, что осуществление такой операции требует огромных ресурсов и времени.

Большую часть 1940 года шла битва за Британию, и цель Британии в этой битве была — выстоять. Франция капитулировала и оказалась под контролем Германии. Правительство Виши вело коллаборационистскую политику; Британии даже пришлось нанести удар по французскому флоту в порту Мерс-эль-Кебир в июле 1940 г., чтобы он не оказался в руках Гитлера, создав Британии ещё больше проблем. Её положение в Средиземном море стало бы безнадёжным.

Сталин заговорил об открытии второго фронта сразу после присоединения к антигитлеровской коалиции, которая складывалась на основе союза Великобритания и США. Он требовал от союзников сделать это в кратчайшие сроки, не понимая или не желая понимать, что попытка проведения такой операции без серьёзной подготовки приведёт к огромным человеческим потерям. Впрочем, вплоть до августа 1942 года степень серьёзности этой угрозы недооценивали и сами союзники. 

Поначалу Рузвельт полагал, что открыть второй фронт можно уже в 1942 году, о чём писал Черчиллю 9 марта:

«Я становлюсь все более и более заинтересован в открытии этим летом нового фронта на Европейском континенте. […] С точки зрения транспорта и поставок нам будет безгранично легче принять в этом участие, поскольку максимальное расстояние составляет всего около трех тысяч миль. И хотя потери, вне всякого сомнения, будут высокими, они будут компенсированы, по меньшей мере, такими же потерями Германии, а также тем, что Германия будет вынуждена отвлечь с Русского фронта крупные силы всех родов войск».

Последняя фраза из письма Рузвельта ставит под сомнение тезис советско-российской пропаганды о злом умысле союзников против СССР. Рузвельт явно не желает усложнить положение Советов. Наоборот, он готов жертвовать жизнями американцев ради облегчения положения на восточном фронте.

Не нужно торопиться

Этому желанию в тот момент противостоял Черчилль. Он лучше других понимал, чего будет стоить такое вторжение.

Первая пробная операция по вторжению на континент была осуществлена британцами ещё в декабре 1941 г., когда небольшой корпус высадился на острове Воксей (Норвегия), чтобы проверить прочность обороны вермахта и в случае успеха нанести удар по войскам Гитлера на севере в Скандинавии. Удержать плацдарм британцам не удалось, но они взорвали береговые укрепления и завод по переработке рыбьего жира в глицерин. Посчитав эту операцию успешной, Черчилль решился на более серьёзную: попытаться захватить порт Дьепп (Франция).

Эта операция началась в августе 1942 г. Она должна была проверить прочность обороны противника и дать возможность канадцам получить первый боевой опыт. Уже через несколько часов после начала высадки десанта стало ясно, что англичане и канадцы потерпят сокрушительное поражение. Был дан приказ к отступлению. Оказалось, что порт очень хорошо укреплён, солдаты сразу попали под плотный огонь, танки увязли в гальке, а эффект внезапности был утрачен из-за перестрелки с немецким конвоем. Больше половины десанта были убиты или оказались в плену: полный провал.

Некоторые военные историки считают операцию в Дьеппе прологом к операции «Оверлорд». Несомненно, это поражение повлияло на подготовку операции по открытию второго фронта. Именно благодаря ему Черчилль окончательно убедился, что торопиться с вторжением в Европу нельзя.

Операция в Дьеппе помогла британцам осознать силу противника и необходимость тщательной подготовки. Она показала, какие потери понесут союзники, если уступят требованиям Сталина. А тот не стеснялся в выражениях и высказывался в адрес англичан весьма оскорбительно. 

В своей книге «Вторая мировая война» Уинстон Черчилль так описывает одну из бесед со Сталиным на второй Московской конференции в августе 1942 года:

«Сталин становился все мрачнее и мрачнее; казалось, он не был убежден моими доводами и спросил, разве невозможно атаковать какую-либо часть французского побережья. Я показал ему карту, из которой было видно, насколько трудно создать воздушное прикрытие где-либо, кроме как непосредственно по ту сторону Ла-Манша. Он, казалось, не понял этого и задал несколько вопросов о радиусе действия самолетов-истребителей.

Разве они не могли бы, например, все время прилетать и улетать? Я разъяснил, что они, конечно, могли бы прилетать и улетать, но при таком радиусе у них не оставалось бы времени, чтобы сражаться, и я добавил, что воздушное прикрытие необходимо держать развернутым для того, чтобы оно приносило какую-то пользу. Он затем сказал, что во Франции нет ни одной германской дивизии, представляющей какую-нибудь ценность. Я возражал против этого заявления. Во Франции находится 25 германских дивизий, причем 9 из них являются дивизиями первой линии. Он покачал головой. […]

Сталин, мрачное настроение которого к этому времени значительно усилилось, сказал, что, насколько он понимает, мы не можем создать второй фронт со сколько-нибудь крупными силами и не хотим даже высадить шесть дивизий. Я ответил, что дело обстоит так. Мы могли бы высадить шесть дивизий, но их высадка принесла бы больше вреда, чем пользы, ибо она сильно повредила бы большой операции, намечаемой на будущий год. Война — это война, но не безрассудство, и было бы глупо навлечь катастрофу, которая не принесет пользу никому. Я выразил опасение, что привезенные мною известия не являются хорошими. Если бы, бросив в дело 150–200 тысяч человек, мы могли оказать ему помощь, отвлекая с русского фронта существенные германские силы, мы не отказались бы от такого курса из-за потерь. Однако если это не отвлечет с русского фронта солдат и испортит перспективы 1943 года, то такое решение было бы большой ошибкой.

Сталин, который стал держать себя нервно, сказал, что он придерживается другого мнения о войне. Человек, который не готов рисковать, не может выиграть войну. Почему мы так боимся немцев? Он не может этого понять. Его опыт показывает, что войска должны быть испытаны в бою. Если не испытать в бою войска, нельзя получить никакого представления о том, какова их ценность. Я спросил, задавался ли он когда-нибудь вопросом, почему Гитлер не вторгся в Англию в 1940 году, когда его мощь была наивысшей, а мы имели только 20 тысяч обученных солдат, 200 пушек и 50 танков. Он не вторгся. Факт таков, что Гитлер испугался этой операции. Не так легко преодолеть Ла-Манш. Сталин ответил, что здесь не может быть аналогии. Высадка Гитлера в Англии встретила бы сопротивление народа, тогда как в случае английской высадки во Франции народ будет на стороне англичан.

Я указал, что поэтому тем более важно, чтобы в результате отступления народ Франции не оказался перед угрозой мести Гитлера и чтобы не потерять зря этих людей, которые будут нужны во время большой операции в 1943 году.

Наступило гнетущее молчание. В конце концов Сталин сказал, что, если мы не можем произвести высадку во Франции в этом году, он не вправе требовать этого или настаивать на этом, но он должен сказать, что не согласен с моими доводами».

Фактически Сталин обвинял Черчилля и британцев в трусости. Советская пропаганда и во время войны утверждала, что американцы и британцы специально оттягивают открытие второго фронта.

Подготовка к высадке

Сталин не ограничивался психологическим давлением на союзников. На второй Московской конференции он подписал крайне резкий по тону «Меморандум об открытии Второго фронта» от 13 августа 1942 г., который зачитал британской делегации во время Второй Московской конференции Британии и СССР. Она была созвана по инициативе Черчилля, чтобы объяснить Москве невозможность высадки во Франции в 1942 году:

«Отказ правительства Великобритании от создания второго фронта в 1942 году в Европе наносит моральный удар всей советской общественности, рассчитывающей на создание второго фронта, осложняет положение Красной армии на фронте и наносит ущерб планам Советского Командования. […] Мы считаем поэтому, что именно в 1942 году возможно и следует создать второй фронт в Европе».

Традиция «мясных штурмов» родилась не в путинской России. Она уходит корнями в сталинский период

К августу 1942 Сталин явно постарался забыть о 1940 г., когда Британия сражалась одна, а сам он был союзником Гитлера, который способствовал увеличению германского военного потенциала. Теперь справиться с германской военной машиной было очень сложно. Черчилль не стал напоминать об этом Сталину, чтобы не усложнять и так непростые отношения. Британский премьер понимал, что конфликты в тот момент были совсем не нужны. Он ответил Сталину, что прощает его слова лишь по причине храбрости, проявленной русскими войсками. Завершить конференцию повышением доверия между двумя странами позволили лишь мудрость и спокойствие Черчилля.

Германия в это время тоже не сидела сложа руки. Гитлер прекрасно понимал, что рано или поздно вторжения союзников с моря не избежать. Оккупировав Францию, он начинает строительство укреплений «Атлантический вал». Они протянулись через всю Францию, от границы с Испанией через Бельгию и Нидерланды до Дании и Норвегии. На всём побережье оборудовались огневые позиции с пулемётами, противотанковыми орудиями и лёгкой артиллерией, пляжи минировались и опутывались колючей проволокой, в воде у побережья ставились морские мины и подводные заграждения, усложняющие высадку войск.

После битвы за Дьепп строительство вала было ускорено, а группировка войск на побережье увеличена. К счастью для союзников, этого было недостаточно, чтобы перекрыть всё побережье. Но подготовка Германии к защите против высадки союзников стала большой проблемой, которую следовало решить, дабы не повторить историю с Дьеппом.

Объединённому штабу войск США и Британии нужно было решить, где, когда и как осуществить вторжение. Генерал Фредерик Морган считал наиболее подходящими местами побережье Нормандии (западнее Парижа) и порт в Кале (недалеко от границы Франции с Бельгией). Второй вариант был самым удобным для союзников, но и самым предсказуемым для Германии. Поэтому он использовался для дезинформации противника, а все усилия по реальной подготовке высадки были направлены на побережье Нормандии. При подготовке операции огромную роль играла разведка, которая стремилась дезинформировать германский генштаб и собрать данные о нормандском побережье.

В целях дезинформации противника было создано фиктивное воинское подразделение в Кенте (Великобритания) под командованием генерала Паттона, которого немцы считали лучшим генералом союзников. На полях вокруг Кента были установлены надувные танки, самолёты из дерева и холста, проводились тренировки солдат. За два месяца до высадки была проведена воздушная операция — масштабная бомбардировка с целью отрезать часть германских войск от берега и окончательно убедить: главная цель союзников — Па-де-Кале. Это полностью удалось.

Сбор данных осуществлялся совместно с французским Сопротивлением. Его члены вели наблюдение за укреплениями германцев, брали пробы песка, грунта и гальки, которые были необходимы для подготовки военной техники, чтобы она не увязла, как в Дьеппе. Летчики вели аэрофотосъёмку. Военные историки считают, что благодаря этому север Франции стал самой изученной территорией за всю военную историю человечества.

Черчилль помнил об опасности прямой атаки на порт, укреплённый немцами. Поэтому было принято решение создать искусственную гавань как альтернативу порту. Инженеры разработали специальные конструкции, которые во время высадки нужно было доставить на нормандское побережье и там смонтировать. Топливо решили подавать по трубам, проложенным по морскому дну. Они спускались на дно с помощью гигантских катушек.

Генерал Перси Хобарт должен был решить одну из главных проблем: как солдаты должны будут преодолеть заграждения с минимальными потерями. Для её решения он разработал целую серию машин: плавучие и огнемётные танки, противоминные танки, машины, утрамбовывающие песок и гальку, бронированные платформы для подъёма на вал, машины, сбрасывающие фашины (связки прутьев) для преодоления рвов, танки-мостовые для широких рвов и пр. Все эти машины требовалось и разработать, и произвести в достаточном количестве.

Подготовка к высадке в Нормандии требовала немало усилий, ресурсов и времени. Вдобавок, открытие второго фронта — это не просто высадка десанта на берег и преодоление береговых укреплений. Это переброска огромного количества людей и техники для продолжения боёв уже на территории Франции, которую гитлеровские войска не собирались покидать добровольно. А значит, надо было обеспечить бесперебойное снабжение войск всем необходимым.

Как это можно — беречь людей?

Российские пропагандисты, повторяющие, что открытие второго фронта в Европе специально затягивалось союзниками, всего этого не учитывают. А слыша о серьезной подготовке, которую вели союзники, упрекают Черчилля: ну да, он своих солдат берёг. Но как можно упрекать британского лидера в том, что он бережёт своих солдат, не бросая их в бой полуголодными, безоружными, по неразминированным полям и без артподготовки? Как можно гордиться тем, что Сталин, не задумываясь, жертвовал миллионами советских граждан? Традиция «мясных штурмов» родилась не в путинской России. Она уходит корнями в сталинский период.

Рузвельт и Черчилль действительно берегли своих солдат. Именно поэтому операция по открытию Второго фронта готовилась необходимо долго. Воевать умением, а не числом, беречь своих граждан — это нормально. А жертвование миллионами сограждан — не повод для гордости.