До чего дошёл прогресс. О трансформации слова в России — от Брежнева до Путина

Движение «Мир. Прогресс. Права человека», выступающее против войны с Украиной, объявило о самороспуске и прекращении деятельности после того, как российские власти признали его деятельность нежелательной в России.

Движение было создано правозащитником Львом Пономаревым и его соратниками в первые дни после начала полномасштабного российского вторжения в Украину.

«Кем нужно быть, чтобы признать ценности „Мир, прогресс, права человека“ нежелательными в РФ?» — риторически замечает Лев Пономарев. 

«Мир. Прогресс. Права человека» — так называлась нобелевская лекция Сахарова; она в свою очередь отсылала к другому программному тексту Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» (1968).

Нельзя удивляться на четвертом году войны запрету кого-либо или чего-либо в России. Запреты уже не имеют логики и цели, ибо сам по себе режим есть самопроизводящаяся машина запретов. Единственное, на что стоит обратить внимание — как звучат универсальные термины спустя 50 лет (в этом году у сахаровской лекции юбилей, 1975).

Сахаров обладал талантом прогнозиста, это отличало его от других диссидентов и общественных деятелей. Но сейчас я не собираюсь анализировать сахаровские тезисы. Я предлагаю простейшую операцию: сравнить эти четыре слова — мир, прогресс, права человека — тогда и сейчас.

Запреты уже не имеют логики и цели, ибо сам по себе режим есть самопроизводящаяся машина запретов

Слово «мир» в брежневском СССР звучало часто (еще продолжалась политика разрядки), но советский человек понимал этот «мир» правильно, то есть двусмысленно. Недаром анекдот тех лет: «Войны не будет, но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется». В лучшем случае «мир» был операцией прикрытия (как за поставками продовольствия могут скрываться поставки оружия очередным «братьям»). А в худшем мир был необходимой передышкой перед последней схваткой с миром капитала.

На понимании слова «мир» в сегодняшней России, пожалуй, нет смысла и останавливаться. Многие россияне до сих готовы терпеть — например, резкий рост тарифов на ЖКХ, приговаривая: «лишь бы не было войны».

С «правами человека» также не произошло существенных изменений. Советская пропаганда много сил потратила на то, чтобы это понятие связать с предательством, лицемерием и коварством. Враги советской власти, тот же Сахаров, как известно, только лишь «прикрываются» этим словом, а на самом деле…

В новые времена этому слову опять не повезло: оно оказалось в одном ряду с «демократией» и «либералами», и для большинства так и не стало «своим». Когда проблема с правами человека рано или поздно касается конкретного человека, тебя самого — какие-то проблески понимания важности этого термина, конечно, возникают. Но лишь проблески. Путинизм умеет не только вызывать ненависть: это, в конце концов, не его открытие. Пропаганда умеет еще и «заскучить» (мой термин) важнейшие понятия. Как ей это удается — загадка, но когда «права человека» звучат в какой-нибудь путинской речи, нет ничего более бессмысленного и формального, и все это понимают.

При Брежневе эти слова тоже звучали с трибуны, и с тем же эффектом (хотя были записаны и в Хельсинском акте, и в советской конституции). Словом, в прекрасной России будущего придется заменить эти два слова на какие-то другие, вызывающие больший эмоциональный отклик, что ли. Иначе всех опять будет клонить в сон.

Получается, как и 50 лет назад, три из четырех важнейших слов понимаются как формальные, не имеющие отношения к реальности.

Путинизм умеет не только вызывать ненависть: это, в конце концов, не его открытие

Остается одно слово — прогресс, и на нем стоит остановиться подробнее. В сущности, это слово полвека назад было единственным компромиссом между советским большинством и меньшинством. И между буржуазном миром — и советским. Оно не было ни двусмысленным, ни дискредитированным. Сама советская власть им пользовалась и писала его на своих знаменах. Даже в популярных «Приключениях Электроника» звучала песня с рефреном: «До чего дошёл прогресс!..»

Слово это имело позитивный смысл и для сторонников советской власти, и для ее противников, и для тех, кому все равно. Для одних прогресс был тем, что сделает советскую власть сильнее; для других он, напротив, означал крах или трансформацию советской власти. Но слово вызывало одинаковый прилив энергии и веры в будущее. 

Именно это — вера в будущее — было, вероятно, важнейшим фундаментом, на котором держалось все остальное. Завтра будет лучше, чем вчера. Эта вера в завтра была тесно связана с понятием прогресс. А он, в свою очередь, как сказано в лекции Сахарова, неразрывно связан с правами человека и миром.

Прогресс не отменим, во-первых; во-вторых, технический прогресс (что подразумевалось первую очередь) приведет рано или поздно к росту духовному.

Правда, говорит Сахаров, прогресс «возможен и безопасен лишь под контролем Разума». Но при соблюдении этого условия жизнь будет так или иначе становиться лучше. Примерно так думал и простой советский человек 1960–80-х. При всем похабстве советской власти, при всем ее лицемерии оставалась надежда и вера в будущее. Ну невозможно — при таком мировом рывке техническом! — чтобы человек оставался тем же! Мир становится все круглее — ну невозможно представить, чтобы это не повлияло на всех позитивным образом!

При всем похабстве советской власти оставалась надежда и вера в будущее

Телепрограмма «Намедни» Леонида Парфенова, оказавшая огромное влияние на российское общество в 1990-е, имела своим стержнем именно прогрессистскую установку, прогрессистский взгляд на историю. Как пояснял мне сам Парфенов: по каплям проникали в советскую систему свободы — случайно, с черного входа — но забрать их обратно уже было невозможно. 

Твист еще в 1961 году порицаем, а в 1967-м уже реабилитирован советской властью («Кавказская пленница»). Рок-н-ролл в 1950-е — «чуждая музыка», а в 1970-е, вместе с джазом, — признак советской респектабельности. Пугачёва в 1975 году на фестивале «Золотой Орфей» в Болгарии впервые спела песню «Свеча горела на столе» на слова Бориса Пастернака — и все, очередной цензурный барьер преодолен навсегда. «И так будет со всем» — это и есть работа прогресса.

Та же иллюзия продолжала существовать и в путинские годы — что вот сейчас какие-то ортодоксы определяют жизнь, но скоро они уйдут, и всё опять будет двигаться вперед, неотменимо.

…Путинская война, в том числе, есть война с самим понятием прогресс. Война заодно уничтожила все свободы, малые и большие, завоеванные в 1960–1980-х, — которые отобрать, казалось, невозможно. 

Возможно. 

Именно что возможно, как показывают последние годы — причем, общество готово откатиться еще дальше, до условного 1937 года. И никакой массовой ностальгии по свободам не наблюдается. Вероятно, в рамках тоталитарного режима любой технический прогресс есть вещь, так сказать, не оставляющая духовных следов, последствий. Кроме того, прогресс духа противоречит установкам чекистов: они ведь привыкли рассчитывать на худшее в человеке, они с этим привыкли «работать».

Однако отмена прогресса совпала на этот раз и с общемировым трендом, который Сахарову не мог прийти в голову 50 лет назад. В мире сложился антипрогрессистский консенсус. А возврат к прошлому, казавшийся невозможным даже логически, наоборот, оказался желанным вариантом для многих.

Миллионы теперь «не хотят лучшего», а некоторая часть российского общества прямо-таки жаждет, чтобы «было хуже» (так называемое катастрофическое сознание). Предел мечтаний наименее агрессивной части путинского общества — вернуться обратно в 2019 год. Заметим, что человек ХХ съезда не хотел вернуться в состояние, условно, «до 1937 года», или «до 1941-го»; как-то было понятно, что История ускакала далеко вперед, и возврата нет.

Новость в том, что не только для россиян, но и для многих в мире понятие «прогресс» перестало быть позитивной ценностью. То ли оттого, что все чувствуют впереди еще большую беду; то ли просто надоело (слишком быстрые изменения). Но в любом случае, этого компромисса больше нет. А значит, нет и веры в будущее.

И это существенно сужает эмоциональные и духовные силы человечества. Если оно больше не видит будущего, нет и особого желания бороться за настоящее. Нет воли и нет пассионарности.

Все вместе это существенно снижает шансы на выживание. В ходе недавней встречи с премьер-министром Великобритании Стармером в Шотландии Трамп уточнил, что сократит данный России «дедлайн» до 10–12 дней. «Ждать больше нет смысла. Я хотел проявить щедрость, но прогресса нет», — подчеркнул президент США. 

С последним выводом трудно не согласиться. Чего нет, того нет.