Александр Баунов
журналист-международник
Издательство «НЛО» организовало акцию «летний подарок интеллектуалам» с 25%-ными скидками на книги авторов-иноагентов. «Повторных изданий не предвидится», — сообщал анонс.
Издательство Ивана Лимбаха каждую субботу в августе продавало книги со скидкой 30%, сообщая: «Это книги, которые с 1 сентября будут вынужденно сняты с продажи».
Независимый московский книжный магазин «Фаланстер», который в последнее время неоднократно подвергался штрафам, объявлял о скидке в 20% на «книги в специальной упаковке и с маркировкой 18+».
«Литрес» создал отдельную страницу со скидками до 40% на книги, «которые скоро уйдут из продажи».
Акции прошли и за пределами Москвы. В частности, пишут о большой распродаже 31 августа в иркутском книжном «Переплёт». «Орион» из Белгорода продавал книги Людмилы Улицкой со скидкой 50% до конца лета, а тюменский книжный «Никто не спит» предлагал скидку в 15% на все издания с пометками об «иноагентах».
«Повторных изданий не предвидится» — фраза, за которой, если вдуматься, открываются бездны. Учитывая общий контекст, это, возможно, последняя встреча российских писателей и читателей перед долгой разлукой. Распродажа свободного слова со скидкой. Говорят, читатели скупали книги коробками; они чувствуют, что зима надолго.
Как повлияет очередной акт несвободы на российское общество? В ближайшей перспективе, нужно честно себе признаться, никак. В Кремле всё рассчитали верно. Там исходят из установки, что вольнодумную заразу распространяют если не единицы, то сотни, ну тысячи карбонариев. Достаточно перекрыть этот поток — и попутно «лишить предателей заработков на родине» — как вскоре их имена забудутся.
Запрет направлен, прежде всего, на социальную группу под названием «российская интеллигенция». Заметим, что делается это максимально технично: без излишней шумихи, да еще и с «выгодой», как выясняется, для читателей.
Просвещенным жителям столиц и больших городов не предлагают «агитировать за советскую власть», их не зовут в ряды патриотов. От них теперь требуется лишь не мешать — «не участвовать». И чтобы облегчить им задачу, их просто лишают очередных соблазнов в виде книг тех самых агентов. Как говорится, с глаз долой — из сердца вон.
«Повторных изданий не предвидится» — фраза, за которой открываются бездны
Мыслимо ли отделить в новом мире культуру от потребителя? Возможен ли в XXI веке этот виртуальный занавес? Да, как ни печально это признать. Кремль покушается на интеллигентскую святыню, на право, которое в последние 40 лет не ставилось под сомнение — «читать, что хочешь».
Однако сегодня влияние читающей прослойки ничтожно даже по сравнению с 1980-ми или 2000-ми годами. За «буковки» никто выходить на улицу уж точно не будет. То есть ответной реакции опасаться не стоит.
Когда вокруг рушится мир, людям не до книжек. Неподцензурное слово, как и прежде, уйдет в подполье, только теперь виртуальное. Аудитория в лице отдельных индивидуумов будет пытаться как-то для себя эту проблему решить. Сегодня в принципе нет такой книги, которую нельзя было бы найти и скачать в сети; но теперь этот поиск также криминализирован (что характерно, одновременно с запретом книг иноагентов).
Какой-то ручеек запретного будет по-прежнему перетекать на родину — но не река.
«Это просто Москва принимает всё как оно есть», пел Майк Науменко по другому поводу, в известной полушутливой песне. Этот цинизм пополам с практическим взглядом на вещи присущ сегодня всем аудиториям, не только в столицах.
«Принимать все, как оно есть» — это другое название лицемерия, двойной морали. Все понимают, что это дико — запрещать книги в 21 веке. Но все, тем не менее, быстро приноровятся, как приноровилась, например, эстрада к Лиге безопасного интернета, которая теперь каждый публичный поцелуй ставит на контроль.
Такие времена, принято говорить в России. Все понимают, что это плохо, неправильно, — но с этим как-то теперь «надо жить».
Подобная ситуация культурного разрыва уже существовала после 1917-го года и в течение всего 20-го века. Теперь литература и Россия снова разъезжаются в разные стороны. Уехавшие — и писатели, и читатели, которых в любом случае меньшинство — сохраняют в эмиграции способность мыслить и говорить без опаски. Это важно.
Вечный страх — сказать, написать или сделать «не то» — теперь кошмарным пауком сковывает сознание оставшихся, блокирует мысль и забирает множество энергии. Для литератора важнее сохранить свободу мысли и письма, даже при потере большей части читательской аудитории.
Запрещенные в РФ авторы разрешили, наконец, для себя вечный вопрос: быть «со своим народом» или быть на свободе? — в пользу более универсальной ценности. Есть лишь одно долговременное отрицательное последствие этого запрета для власти, о котором, вероятно, Кремль сейчас не слишком беспокоится. Запрещая свободное слово, книги, он тем самым лишает читательскую аудиторию последней иллюзии, удобной ниши морального самооправдания.
Культура в России традиционно служила убежищем (и прибежищем): в книгах, как в музыке, в театре — принято было укрываться от удручающей действительности. Читающая часть страны до сих пор могла утешать себя тем, что ее подлинная родина — литература; это в некотором роде снимало, скрашивало острое противоречие с государством.
Лишая сегодня людей даже условной возможности «сбежать от самих себя», Кремль парадоксальным образом помогает сотням тысяч определиться с выбором, покончить с вредной иллюзией.
Нет никакой отдельной и полноценной «жизни в культуре». Культура неотделима от политики — как и все остальное. В несвободном обществе и культура не может быть свободной.
Таким образом Кремль невольно политизирует сознание оставшихся, давая понять тем, кто еще не понял: единственный способ что-то изменить — это прямое или косвенное участие в политике, в коллективном действии. Это и есть самый прямой путь — в том числе к читательской и писательской свободе.
Впервые текст был опубликован в издании Мост.Медиа.