Россия уже изменила мировой порядок

Пять лет назад я опубликовал в The New York Times статью с громким названием «What drives the Russian state» — «Что движет российской властью». В ней я оспаривал два популярных на тот момент тезиса: 1) российская власть и государство движимы в первую очередь деньгами; российская элита, политическая верхушка заинтересованы получать деньги в России и тратить их за границей; 2) российской властью руководит в основном идея собственной популярности: все, что делает Путин, он делает ради рейтинга.

Оба эти тезиса в последние годы опровергнуты. Стремление к популярности остается важным источником политических решений в России, но российское руководство уже не раз доказало, что способно на непопулярные действия, если, с его точки зрения, они укрепляют безопасность России, ее глобальную роль или помогают восстановить историческую справедливость. Пример таких непопулярных действий — пенсионная реформа 2017 года, когда российское руководство решило, что низкий пенсионный возраст в условиях плохой демографии буквально угрожает государственной безопасности. Хотя эта мера была очень непопулярной.

В том тексте (после Крыма, но задолго до февраля 2022 года), я сформулировал простую мысль, которая тогда совершенно не казалось очевидной. Российская власть движима глобальными амбициями — идеей, что государство размером с Россию и с российской историей должно распространять свое влияние, свою силу за пределы собственных границ экономическим, военным и политическим способами. А если ей не дают этого делать, если ей мешают проецировать свое влияние за пределы собственных границ — значит, этот мир устроен несправедливо.

Капитализм без Запада

Глобальные амбиции (в отличие от пенсионной реформы) оказались вполне совместимы с стремлением к популярности. Ведь они угнездились не только в стенах Кремля. Это idee fix не только тех, кто обладает властью в России (хотя, безусловно, власть над крупной и хорошо вооруженной страной психологически помогает, раздувая у российских лидеров эти амбиции). Глобальные амбиции популярны и среди простых людей. Они были распространены еще в позднем СССР: «Да, капиталистический Запад живет лучше нас, сыто и красиво. Но зато мы можем его уничтожить, а не делаем этого потому, что мы добрые». Это был часто встречающийся в общественных настроениях мотив.

Глобальные амбиции (в отличие от пенсионной реформы) оказались вполне совместимы с стремлением к популярности. Ведь они угнездились не только в стенах Кремля

За это простым советским людям от благополучного Запада нужно признание этой доброты: они должны осознать, что мы сильны, но не используем силу против них. Значит, мы добрые, хорошие. Заканчивая тут статью, я писал, что если советские лидеры стремились догнать и перегнать Запад, то Путин, учитывая опыт предшественников, осознал невозможность этого для России в экономическом и технологическом отношении и строит альтернативу Западу. Но не социалистическую, а рыночную, капиталистическую. Капитализм без Запада: изолированный или частично изолированный капитализм, чья кровеносная система не очень тесно связана с Западом, но связана с остальным миром.

Сейчас в России мы видим ровно эту попытку построить изолированный от Запада, но капиталистический проект. Это сильно отличает современную Россию от СССР. После полутора лет войны против Украины мы видим, что центральное место в этой стратегии занимают глобальные амбиции и идея строительства альтернативного Западу капиталистического и в значительной степени рыночного мирового порядка.

Мировой раскол

Что можно считать стратегией войны? В начале это была попытка блицкрига, смены режима, приобретение всей Украины или ее значительной части и признание остальным миром этой новой реальности. Поначалу предполагалось, что победа над Украиной станет поворотным моментом, который заставит мировой порядок измениться. Военный успех должен был изменить мировой порядок в пользу России: сама ее победа должна была поставить мир перед фактом нового мирового порядка. Позже выяснилось, что этой же цели можно добиться и при помощи длительной войны.

В 2022 году казалось, что классическая агрессивная война с нарушением государственного суверенитета, присоединением территорий, разрушением целых городов, массовой гибелью мирных граждан будет отвергнута миром как нечто неприемлемое и архаическое. Голосование в Генассамблее ООН показало почти полное отсутствие поддержки России. Лишь считанные единицы стран поддержали Россию, и все они были с нелучшей репутацией. Но постепенно за полтора года войны России удалось создать глобальный раскол там, где должно было царить глобальное единодушие.

Со временем, особенно после начала войны между Израилем и Газой (это счастье и чудо для Владимира Путина: чудеса помогают не только жертвам, но и агрессору) раскол, сомнения в справедливости мирового порядка проникли и внутрь западного общества. Самим фактом длительной войны Путину удалось отодвинуть разные части мира друг от друга. Одна часть мира по-прежнему считает неприемлемым политические контакты, экономические связи, личные контакты со страной-агрессором, страной-разрушителем, страной-убийцей мирных граждан. Другая часть мира считает это приемлемым. Это принципиальный раскол.

Само существование рядом с Россией большого количества государств, правительств, обществ, для которых общение и экономическое взаимодействие с Россией остается абсолютно приемлемым, — это и есть измененный мировой порядок, альтернатива прежнему мировому порядку, которую искала Россия в начале вторжения в Украину. Цель в некотором смысле уже достигнута, пусть и другими средствами. Мир уже изменился.

Стратегии истощения

Для Запада в начале войны стратегией было спасти украинскую государственность, спасти как можно больше украинского суверенитета и территории. Здесь успех был достигнут на этапе украинского контрнаступления 2022 года. Была даже надежда изменить Россию (вплоть до смены режима) или ее поведение, нанеся ей поражение в Украине. Это не удалось. Как не удалось и нанести России быстрое поражение в экономическом противостоянии.

Само существование рядом с Россией большого количества государств, правительств, обществ, для которых общение и экономическое взаимодействие с Россией остается абсолютно приемлемым, — это и есть измененный мировой порядок

Что становится стратегией Запада на нынешнем этапе — на этапе длительной войны? Похоже, это удержание прежнего мирового порядка. Но такая стратегия работает на цель Владимира Путина, который хочет изменить мировой порядок. Ведь удержание прежнего мирового порядка — не особенно популярная идея у значительной части незападных стран, у глобального Юга.

Сейчас война перешла в фазу без большого движения фронтов. Обе стороны пользуются методом ассиметричного выжидания: кто кого переждет, учитывая разницу в размерах. Получается матрешка из ожиданий: в Москве ждут, что Украина истощит себя в этой войне быстрее, чем Россия, ведь Украина меньше. Запад ждет, что Россия быстрее истощит себя, потому что она меньше, чем совокупный Запад. В России ждут, что Запад, поддерживая Украину, истощит себя быстрее, чем глобальное большинство (остальной мир), ведь оно больше Запада. А российская экономика теперь пытается связаться все большим числом кровеносных сосудов именно с незападным миром.

Получается, все сейчас приносят жертвы и молятся в храме бога времени Кроноса. Такая стратегия помогает минимизировать потери: если бы сейчас одна из сторон пыталась добиться быстрой победы, жертв могло бы быть гораздо больше.

Матрешка из ожиданий

Эта матрешка из ожиданий не работает как стратегия перехода от войны к миру. Россия предлагает новый мировой порядок, а стратегический ответ на это Запада, который был бы популярен у не-Запада, отсутствует. Предложение нового всегда звучит привлекательнее идеи сохранения status quo. Многие глобальные игроки скорее предпочли бы изменить мировой порядок, а не сохранить прежний.

И это главная проблема в разговоре с «южанами»: «Мы согласны, Россия ведет себя плохо. Но что вы нам предлагаете? Демократию, как в течение XX века? Копировать ваши политические институты и ценности и ждать, что это приведет к процветанию?» Запад требует от глобального Юга соответствия демократическим ценностям, а процветания не обещает. Китай дает процветание (так считают некоторые африканские страны), а взамен ничего не требует. Конечно, предложение Китая привлекательнее.

Конечно, на самом деле Китай эксплуатирует природу, недра стран, с которыми сотрудничает, выводит оттуда капитал и осуществляет политическое влияние. Но он не занимается экспортом ценностей. Это XX век был веком развалившихся тоталитарных утопий и демократизации. Но он не стал веком процветания. А сейчас глобальный Юг больше всего ждет от Запада предложения, которое бы позволило дать толчок экономическому развитию этих стран, привести их к процветанию. Это позволило бы и преодолеть глобальный терроризм. На XXI век возлагались большие надежды. Но прошла уже почти четверть этого века, а глобальное неравенство сохраняется или даже усугубляется. Мне кажется, где-то здесь находится зерно возможного привлекательного предложения со стороны Запада глобальному Югу.