Александр Баунов
журналист-международник
Как траектория развития российской экономики до 2022 года повлияла на ее адаптацию к войне и перспективы последующего роста? С точки зрения повышения уровня жизни путинская экономическая политика не привела страну ни к развитию, ни к успеху. Путиномика — это сознательное подавление открытости и конкуренции, это crony capitalism, капитализм для своих, где экономику контролируют большие компании, контролируемые либо государством, либо друзьями Путина. Такая экономика в долгосрочной перспективе не может расти быстро просто потому, что в нее не приходят ни технологии, ни инвестиции (в отличие, например, от условной Южной Кореи последних 30 лет).
Поэтому не стоит удивляться, что в последние 10 лет российская экономика перестала расти.
С другой стороны, Путин хорошо усвоил уроки 1998 года, и с макроэкономической точки зрения российская экономическая политика в XXI веке была грамотной и ответственной. Россия перешла к инфляционному таргетированию, выплатила почти весь государственный долг, накопила существенные резервы. Бюджетная политика была консервативной и старалась балансировать доходы и расходы, в том числе и с учетом возможных колебаний мировых нефтяных цен.
После 2014 года Путин усвоил еще один урок: нужно следить и за внешним долгом компаний. Паника на рынке в декабре 2014 года была связана с тем, что «Роснефти» надо было выплатить большую сумму своим кредиторам. Компания купила $11 млрд через специальную непрозрачную схему, что привело к панике на валютном рынке. С тех пор Центральный банк отслеживает внешние заимствования и крупных компаний. Поэтому к 2022 году российская экономика подошла и без проблемы внешнего корпоративного долга.
Итак, путиномика не может добиться быстрого экономического роста, но путинская макроэкономическая политика ответственна и консервативна, что и обеспечивает макроэкономическую устойчивость.
Почему путинская экономика может устоять против жестких санкций?
Во-первых, российская экономика — в отличие от советской — является рыночной. Во-вторых, санкции на Россию наложила только половина мировой экономики. У России огромная граница с Казахстаном и Китаем, через которую можно ввозить все что угодно (таможенной границы с Казахстаном формально вообще нет; Республика Казахстан — это член ЕврАзЭС).
Конечно, санкции могли бы быть ужесточены. Например, западные страны могли бы использовать вторичные санкции против китайских и казахстанских партнеров России. Пока этого в массовом порядке не происходит. Вторичные санкции наложены на некоторые китайские компании, есть разговоры с казахстанскими, турецкими и эмиратскими партнерами Путина. Но на настоящий момент западная коалиция не готова идти на слишком острое противостояние с третьими странами.
В начале войны казалось, что российский ВВП может упасть на 10%. Но даже такое падение не было бы катастрофой. В любой демократической стране падение ВВП на 10%, как правило, приводит к смене правительства (кроме ситуаций типа эпидемии COVID, когда многими западными странами было принято сознательное решение ввести карантин и ограничить экономическую деятельность). Но Россия — это не демократическая страна. Более того, сразу после начала полномасштабного вторжения в Украину Путин резко повысил уровень внутренних репрессий. Поэтому никаких демонстраций, никаких протестов против снижения доходов и замораживания валютных вкладов быть не могло.
Но даже прогноз спада на 10% не оправдался, и в 2022 году российский валовый внутренний продукт (ВВП) упал всего на 2%.
Это частично объясняется тем, что в 2022 году российское правительство существенно увеличило закупки вооружений и выплаты военным. Экономика фактически разделилась на две части. Во-первых, есть военная экономика, у нее привилегированный доступ к ресурсам — бюджетным, кредитным, трудовым, она работает на полную мощность. Вторая часть — это гражданская экономика, которая страдает от роста цен, недостатка кадров, а теперь и от роста стоимости кредитов после повышения процентных ставок с 7,5% в июле до 16% в конце года.
Резкий рост военных расходов приводит к тому, что статистика ВВП становится менее информативной. Например, в декабре 2022 года розничный товарооборот в сопоставимых ценах был на 10% ниже, чем в декабре 2021, примерно на эту же величину упали ненефтегазовые доходы бюджета. Но падения ВВП практически не было именно потому, что российский бюджет тратил огромные деньги на оборону.
Закупки государством танков и снарядов на триллион рублей учитываются в статистике ВВП как триллион рублей — несмотря на то, что эти танки и снаряды будут потрачены в Украине без всякой пользы для уровня жизни российских граждан.
Самое страшное, что Путин планирует тратить на войну еще больше. Проект бюджет на 2024 год предполагает рост «оборонных» расходов с 4% ВВП до 6% ВВП.
Почему Путин считает, что он сможет найти на это деньги? Во-первых, нефтяные санкции были введены слишком поздно — почти весь 2022 год Путин продолжал продавать нефть и нефтепродукты в Европу без ограничений. Санкции против сырой нефти были введены только в декабре 2022 года, а против нефтепродуктов — только в феврале 2023. Эти санкции отлично работали примерно полгода: в первом полугодии 2023 года доходы федерального бюджета от нефти и газа упали по отношению к первой половине 2022 примерно вдвое. Но с III квартала 2023 года Путин научился эти санкции обходить. Да, ему пришлось потратить существенные ресурсы на создание «теневого танкерного флота», увеличились расходы на транспортировку нефти, которую пришлось отправлять в Азию, а не в соседнюю Европу. Тем не менее нефтегазовые доходы восстановились, и, видимо, по итогам 2023 года дефицит бюджета будет даже меньше запланированных 2% ВВП.
Главный вопрос, который стоит сегодня перед западным сообществом — как вновь обеспечить эффективность нефтяных санкций. Без этого у Путина будут деньги продолжать эту войну сколь угодно долго. Впрочем, даже если нефтяные доходы России удастся ограничить, у Путина останутся резервы в юанях, продавая которые можно покупать в Иране или Северной Корее вооружения и закупать через третьи страны необходимые технологии и компоненты для производства вооружений. Поэтому следующий шаг — вторичные санкции против третьих стран, которые помогают Путину обходить санкции. Если китайские и прочие компании будут помогать Путину обходить санкции на поставки оборонных технологий и технологий двойного назначения, такие вторичные санкции вполне возможны.
Путинская экономика не будет расти, но она и не рухнет — если, конечно, санкции не будут существенно ужесточены. Насколько захочет и сможет это сделать Запад, пока непонятно. Даже если нефтяные санкции будут ужесточены и будет выполняться потолок в $60/барр, даже если он будет снижен до $50–55/барр, у Путина остаются достаточные резервы в юанях, чтобы финансировать эту войну в 2024 году и, скорее всего, в 2025 году.
С другой стороны, каждый недополученный путинским бюджетом рубль — это деньги, которые Путин хотел бы потратить на то, чтобы убить больше украинцев. Поэтому санкции не бессмысленны. Они вредят российской экономике и спасают жизни и украинские города. Одно из ключевых доказательств того, что санкции работают — это то, что ЦБ приходится повышать процентную ставку, фактически заставляя гражданскую экономику расплачиваться за рост военной экономики.
Действительно, откуда берется инфляция в России? Она возникает из дисбаланса между совокупным спросом и совокупным предложением. Совокупный спрос — это деньги, которые зарабатываются в гражданском секторе, и деньги, которые выплачиваются оборонному сектору, «гробовые» деньги семьям российских солдат, их зарплата и т.д. Все эти деньги тратятся на то, что не создает никаких потребительских или инвестиционных товар или услуг для российского рынка. Когда вы платите «гробовые», не появляется продукта, на который их можно потратить. В результате нарушается баланс между спросом и предложением. Денег в экономике становится больше, чем товаров, произведенных в гражданском секторе. Это ведет к инфляции, ЦБ приходится повышать процентную ставку, и гражданский сектор чувствует себя все хуже и хуже, это увеличивает его издержки и, соответственно, уровень производства. Снижение производства в гражданском секторе приводит и к дальнейшему снижению реального уровня жизни.
Будет ли российская экономика поставлена на мобилизационные рельсы? Мне кажется, мобилизовывать дальше уже нечего. Есть ограничения, в которые уперся оборонный сектор, поэтому рост военных расходов с 4% до 6% вполне возможен, но до советского уровня (около 15% ВВП) он не дойдет. Для этого не хватит ни человеческих, ни материальных ресурсов. Но 6% ВВП — это и так серьезный вызов для Украины и ее западных союзников.
Я не военный эксперт и не могу сказать, справятся ли украинская экономика и украинская армия с этим вызовом.
Возможно ли, как в 1980-е годы, выиграть гонку вооружений при помощи не санкций, а понижения мировых цен на нефть? Самым эффективным решением было бы резкое увеличение производства нефти Саудовской Аравией. США пытаются убедить Саудовскую Аравию это сделать, но пока безуспешно. Обсуждается и снятие санкций с Венесуэлы, чтобы она увеличила поставки на глобальный рынок, но Венесуэла — не такой важный игрок, как Саудовская Аравия.
Ценовой потолок на российскую нефть — это инновационный инструмент санкционной политики, который впервые был опробован именно в 2023 году. Его идея как раз заключается в том, чтобы Россия не получала высокие доходы от экспорта нефти. Нефтяной потолок вполне легально дает заработать третьим странам.
Если бы он выполнялся, как в первой половине 2023 года, то Индия продолжала бы покупать по заниженной цене российскую нефть, перерабатывать ее в нефтепродукты и по рыночной цене продавать в Европу. Индия была абсолютно довольна тем, что она получает деньги, которые вместо нее могла бы получить Россия. Это был просто подарок Индии.
В этом и заключается цель ценового потолка: забрать нефтедоллары у России и отдать их кому угодно, лишь бы не России. Это отличная идея — но для ее реализации нужно контролировать танкерный транспорт. И пока России удается обходить эти ограничения. Впрочем, в IV квартале 2023 года западная коалиция начала обсуждать конкретные способы ужесточения регулирования танкерной транспортировки российской нефти, и в ноябре-декабре цена на российскую нефть Urals снизилась до 60–65 долларов за баррель.
Если бы ценовой потолок работал предусмотренным образом, этот механизм превратился бы в специальный налог на то, чтобы торговать с Путиным безобидными товарами — Путин продает Индии нефть по заниженным ценам и использует вырученные рупии, чтобы покупать индийский чай. Чем меньше у Путина денег, тем меньше он убивает украинцев и тем меньше украинских городов он разрушает. Но, к сожалению, не присоединившиеся к санкциям страны не только торгуют с Россией безобидными товарами. Они еще помогают обходить ей ограничения на технологический импорт. Цепочки импортных поставок через третьи страны удорожают импорт, но возможность поставок технологий, необходимых для производства вооружений, у России сохраняется.
Чем больше будет ограничений, тем дороже такие поставки. Это хорошо. Но совсем закрыть их пока не удается, и это плохо. Развивающиеся страны считают, что это не их война. Они резонно напоминают, например, о кровопролитных войнах в Африке, которые развитые страны не заметили. Или о войне в Сирии, когда беженцам было очень трудно попасть в Европу. В итоге развивающиеся страны смотрят на войну России с Украиной как на чужую — как на войну европейцев с европейцами. На такой «чужой» можно заработать столь необходимые развивающимся странам деньги.
Сыграло свою роль и то, что Запад в последние годы совершил ряд ошибок по отношению к развивающимся странам. Например, не выполнил свои обязательства по вакцинации от COVID и по финансированию «зеленого перехода» (развивающимся странам было обещано $100 млрд в год, но это обещание не было выполнено). Поэтому Запад во многом потерял свою «мягкую силу» и доверие развивающихся стран.
Многие специалисты справедливо критикуют российский ЦБ за замораживание валютных депозитов и за фактическую отмену конвертируемости рубля в 2022 году. Но 2023 год стал годом фактического торжества идей Сергея Глазьева. Предложения Глазьева заключаются в том, что нужно выбрать приоритетные сектора экономики и обеспечить им финансирование не по рыночной, а по заниженной процентной ставке. Именно это и происходит сейчас.
Приоритетные сектора — это и есть российский ВПК. Предприятия ВПК не платят рыночную ставку процента по кредиту, а получают деньги в привилегированном порядке. Экономическая политика Глазьева реализована.
Конечно, если раздавать деньги ВПК и «гробовые» компенсации семьям погибших в Украине, возникает дисбаланс между спросом и предложением, что приводит к росту инфляции. Так как председателем ЦБ остается Эльвира Набиуллина, которая по-прежнему пытается бороться с инфляцией, ЦБ повышает процентные ставки для «неприоритетного», гражданского сектора.
Это несправедливое распределение ресурсов между военным и гражданским сектором и является реализацией предложений Сергея Глазьева в натуральную величину.
Это конспект доклада об экономической политике Владимира Путина, который Сергей Гуриев, профессор экономики и провост Science Po (Парижской школы политических наук), прочитал на конференции «Страна и мир: российские реалии-2023», организованной медиа-проектом «Страна и мир». Впервые текст был опубликован в журнале Republic.