Испытание политикой: как российские гражданские организации пытались найти политическую стратегию в постсоветское время

За более чем 30 постсоветских лет в России сложилось сообщество профессиональных некоммерческих (неправительственных) организаций — НКО (НПО). Это правозащитные, экспертные, просветительские, благотворительные, экологические, социально ориентированные организации. Многое объединяет эти разные организации, но есть и важная разделительная черта: отношение к политике и правящему режиму.

1990-е годы: «хождение в политику» или «хождение в общество»

Первым поколением НКО стали патриархи российского гражданского общества, которые выросли из диссидентского движения, из поздней перестройки или на чистом поле гражданских инициатив 1990-х. Это общество «Мемориал», Московская хельсинкская группа (МХГ), комитет «Гражданское содействие», Солдатские матери Санкт-Петербурга, движение «За права человека», Фонд защиты гласности, Центр защиты прав СМИ, Пермский региональный правозащитный центр, екатеринбургское объединение «Сутяжник», Сибирский центр поддержки общественных инициатив, Экологическая вахта по Северному Кавказу и другие.

Организации этого поколения отличает уникальный исторический момент, в котором они работали. Формировалось новое государство и новый политический режим, их правила создавались на коленке. У общественников был шанс влиять на это. Это влияние продвигалось в двух ключевых направлениях — в политике и в обществе. В первые постсоветские годы многие активисты пытались влиять на власть, ведь в ней присутствовали органически близкие им демократы и реформаторы. Это давало возможность хотя бы некоторого участия в формировании политики и институтов, которые соответствуют ценностям прав человека и демократии.

Для этого одни гражданские деятели участвовали в работе «Яблока», другие — в одной из ранних версий партии власти «Выбор России» (ее учредителем стал Сергей Ковалев, правозащитник и член «Мемориала»), а позже — Союза правых сил (СПС). 

Депутатами Госдумы какое-то время были, кроме Ковалева, Галина Старовойтова, правозащитник и адвокат Борис Золотухин, правозащитники Юлий Рыбаков, Алла Гербер, Анатолий Шабад, Валерий Борщев (МХГ), Светлана Ганнушкина («Мемориал», «Гражданское содействие»), журналист Юрий Щекочихин. А лидер движения «За права человека» Лев Пономарев долго выступал с идеей создания отдельной политической партии правозащитников, чтобы пытаться гуманизировать и демократизировать государство изнутри.

В первые постсоветские годы многие активисты пытались влиять на власть, ведь в ней присутствовали органически близкие им демократы и реформаторы

Идейно и содержательно правозащитники-депутаты не были близки власти в Кремле, но в динамичном политическом раскладе тех лет они фактически представляли собой оппозицию мощной реваншистской КПРФ и ее сателлитам, что сближало их с властью.

Война в Чечне поставила правозащитных лидеров и политическую элиту по разные стороны баррикад. Война стала важным фактором, который помешал лидерам гражданских инициатив, несмотря на «хождение в политику», добиться значительного продвижения своей повестки и реального возведения сильных правозащитных и демократических институтов. 

Другая часть сообщества гражданских организаций в то время инвестировала силы и ресурсы в «хождение в общество». Кроме чеченской войны, профессиональные общественники тогда занимались произволом в армии и защитой прав военнослужащих, милицейскими пытками и бездействием правоохранительных органов, социальными правами и гарантиями в условиях фактического банкротства государства, правами потребителей в возникающей рыночной экономике. 

Эта часть общественников чаще всего воспринимала политику как лживую и опасную сферу, влияние на которую не даст никакого эффекта, а лишь испортит репутацию. Они были сосредоточены на общественной рутине — консультировании граждан по вопросам защиты от произвола властей, защите социальных прав. В этом был здравый смысл: если «простые люди» поймут для себя лично ценность и выгоду прав человека, то они как граждане будут выдвигать и поддерживать политиков, которые выступают за строительство и защиту правозащитных и демократических институтов.

Хотя разделение по поводу политики (идти «во власть» или «в народ») существовало, оно не мешало сотрудничеству, совместным проектам и инициативам. Например, «Мемориал» умудрялся эффективно связывать между собой политический ресурс (депутат Сергей Ковалев и другие) и общественный («низовая» правозащита в Чечне, которой занимался, в частности, Александр Черкасов). 

Однако ни стратегия избегания политики, ни стратегия политизации не принесли ожидаемых результатов. Нарратив прав человека в бедном транзитном обществе выглядел, к сожалению, прогрессорской утопией. Общественникам, которые пытались гуманизировать политику изнутри, не удалось бескомпромиссно закрепиться в государственных и политических институтах. А тем, кто пытался формировать позицию в общественном мнении, не удалось сделать права человека ресурсом сильного гражданского общества и демократии.

2000-е годы: гражданская политика или радикальная политизация

При Владимире Путине российский политический режим начинает дрейф в сторону авторитаризма. Но вплоть до начала 2020-х годов у международных благотворительных фондов еще сохранялась возможность работать в России. Затем они в большинстве своем были назначены «нежелательными организациями». Продолжали работать и ставшие «иностранными агентами» российские гражданские организации. Они стремились избегать финансовой зависимости от недемократического государства, поэтому для них иностранные фонды были ключевыми донорами. 

В 2000-х годах в России формируется новая генерация профессиональных НКО, ставших значимыми субъектами гражданского общества. Например, ассоциация «Агора», фонд «Общественный вердикт», движение «Гражданская объединенная зеленая альтернатива» («Гроза») в Воронеже, Пермская гражданская палата, Центр «Сова»,  Ассоциация «Голос», Центр «Грани» и др.

Отношение новой генерации профессиональных общественников к политике было амбивалентным. С одной стороны, принципиальным для них было не участвовать в выборах, не входить в руководящие органы политических партий. Хотя органическая близость НКО с демократами предыдущего десятилетия сохранялась, их структуры — «Демократический выбор России», «Выбор России», «Яблоко», а затем СПС — утратили свое влияние.

Позже Кремль и вовсе ликвидировал их представительство в Госдуме. 

С другой стороны, общественники 2000-х годов были сильнее включены в политический процесс. В сообществе формируется принцип: не участвовать в политике, но влиять на власть в общественных интересах. Так формулировал задачу гражданских объединений, например, председатель Пермской гражданской палаты Игорь Аверкиев. 

Влиять на власть в те годы можно было, пытаясь взаимодействовать с нею на предмет изменения, улучшения, устранения ошибок и перекосов в разных аспектах социальной и экономической политике, защиты прав человека. Гражданские лидеры не интересовались политической борьбой, «войнами кремлевских башен», элитными расторговками. Такая «квази-(не)политизация» имела успех в отдельных сферах. Именно под давлением профессиональных общественных организаций проводится реформа системы детских интернатов, гуманизация системы ФСИН и др. 

Общественники становились для власти консультантами, у которых есть необходимая, недостающая государству экспертиза — знания об обществе. Обратной стороной этого плотного сотрудничества стало ограничение сферы деятельности таких организаций «социалкой» в широком смысле слова, для которой вопросы гражданского неполитического активизма были краем допустимого. Гражданское общество могло влиять на власть, но лишь в рамках тех проблем, которые не затрагивали вопросы политики — устойчивости режима и основ лояльности к нему со стороны элит и граждан.

Гражданские лидеры не интересовались политической борьбой, «войнами кремлевских башен», элитными расторговками

В то же время продолжали свою работу общественники первой волны. Безвременье середины 2000-х годов в политике, когда авторитарный режим консолидировался и показывал свою поразительную устойчивость и процветание, привел к новому расколу в сообществе гражданских организаций. Глядя ретроспективно, можно зафиксировать, что испытание политикой снова вынудило общественников занять критически разные позиции: одни пытались улучшить государство, а другие боролись с авторитаризмом.

Постепенное сужение пространства независимых медиа и контроль государства над информационной повесткой в конце 2000-х создавали у многих впечатление, что старые правозащитники — маргиналы, протестующие ради протеста, в то время как жизнь в стране постепенно налаживается.

Выбив демократические силы из институциональной политики, Кремль вынудил общественников-патриархов искать новые каналы продвижения ценности и практики прав человека. 

Эти факторы привели к необычному даже по современным меркам альянсу профессиональных общественников с оппозиционными политиками. Так появились в разное время  «Стратегия-31», «Другая Россия» и «Солидарность». Людмила Алексеева, Лев Пономарев и некоторые другие «патриархи» в союзе с Эдуардом Лимоновым, Гарри Каспаровым, Михаилом Касьяновым пытались пересобрать альянс политических лидеров и общественных авторитетов в условиях, когда публичная политика скукожилась до кремлевского официоза.  

Деятельность «Голоса», «Общественного вердикта», «Агоры» и других гражданских организаций сформировали в 2000-е годы такую общественно-политическую почву, которая, по меткой формулировке исследователей, сделала из российских обывателей — активистов. Взбудоражившая в свое время небывалая гражданско-добровольческая активность, вызванная лесными пожарами 2010 года, была предвосхищением к небывалым «болотным» протестам 2011–2012 года. 

Однако парадоксальным образом, с сегодняшней позиции кажется, что обе группы внутри сообщества профессиональных НКО не воспользовались плодами реального низового запроса на политику. Сообщество общественников безусловно отозвалось на возрождение уличной политики в России, поддержав протестующих участием, репутацией и экспертизой. Но эта поддержка не стала ни источником стратегического взаимодействия с низовым протестом, ни ресурсом для улучшения государства или, тем более, его демократизации. 

Одним из первых репрессивных действий государства после фактического подавления протестов стало принятие закона об «иноагентах». От него пострадала в том числе и та часть сообщества, которая стратегически предпочитала взаимодействовать с государством. В итоге получилось, что «гражданская политика» не сделала гражданское общество достаточно сильным, чтобы отстаивать свои позиции и ценности. А радикализация и жесткая политизация части гражданского сообщества не помогли предотвратить усиление государственного давления на все гражданское общество в целом.

2010-е: лояльность или смерть

Удивительно, но публичная политика вернулась в страну не тогда, когда она еще была «разрешена», а когда российская автократия ужесточила репрессии, на рубеже 2011–2012 годов, после возвращения Путина в Кремль и особенно после захвата Крыма в 2014 году. Движение Алексея Навального, сообщества муниципальных депутатов, политический YouTube, — запоздалые цветы этой попытки противостоять превращению России в диктатуру. 

Одновременно в начале 2010-х годов вырастает новая генерация профессиональных НКО. Важными субъектами общественной жизни становятся фонды «Вера», «Подари жизнь», «Линия жизни», «ЛизаАлерт» и множество региональных организаций, которые занимаются проблемами тяжело больных детей, многодетными семьями, поиском пропавших, волонтерством,  помощью людям в трудных жизненных ситуациях. Значительная часть этих организаций — сугубо социальными проблемами. 

Редкими исключениями стали новые правозащитные организации — ОВД-Инфо, Правозащита Открытки. Только с этого момента новые независимые медиа начинают работать в связке с гражданскими организациями. Медиа перестали быть «над схваткой», постепенно все более заметными стали те из них, что разделяют активистские и правозащитные позиции (Медиазона, Doxa, «Такие дела», «Новая газета» и многие другие). 

После 2014 года государство фактически запрещает иностранное финансирование гражданского общества и инициирует масштабные бюджетные инвестиции в гражданские организации, особенно через «президентские гранты». 

Одновременно Кремль обозначает четкое требование к гражданскому обществу: политическая лояльность. Именно это становится источником нового испытания политикой и нового раскола в сообществе. Для одних лояльность — это поддержка авторитарного режима и предательство ценности прав и свобод. А для других — неприятное, но посильное условие направления ресурсов на помощь своим группам благополучателей (тяжелобольным людям, многодетным семьям и др).

В 2014–2020 годах гражданские организации становятся инициаторами сложнейших проектов в регионах и даже на общероссийском уровне: реформирование системы закупки дорогих лекарств для редких заболеваний, реформа системы хосписов и психоневрологических интернатов. Быстро развивается деловая культура НКО, их навыки по привлечению частных и общественных средств, взаимодействия с крупными и мелкими донорами, с обществом. 

Но в то же время и Кремль постепенно повышает минимально необходимый уровень лояльности. Сначала ему было достаточно, чтобы НКО не поддерживали оппозицию. Затем стала требоваться уже открытая и четкая поддержка политического режима. Одним из памятных отражений этого времени стал скандал вокруг участия общественницы Нюты Федермессер в выборах в Мосгордуму при поддержке мэрии Москвы (2019).

Кремль обозначает четкое требование к гражданскому обществу: политическая лояльность

Удивительно, но именно в последние пять-семь лет перед полномасштабным вторжением в Украину российское гражданское общество и профессиональные НКО имели больше влиятельности и ресурсной обеспеченности, чем за предыдущую постсоветскую историю. И именно в это время гражданское общество находилось под наиболее сильным государственным давлением и контролем. Как и в предыдущие раунды, и те группы, которые пытались сотрудничать с государством, и те, что боролись с авторитаризмом, проиграли. 

Для второй группы гражданских организаций условия существования окончательно перестали быть приемлемыми в 2022 году, и они фактически покинули Россию. Для лояльных организаций война, санкции и изоляция России полностью перечеркнули достижения предыдущих лет.

Укротим Левиафана?

Далеко не всем нациям в человеческой истории удается уверенно и благополучно двигаться в узком коридоре процветающей экономики и крепкой демократии. Важнейший элемент в этом пути — сильное гражданское общество, в котором профессиональные общественные организации — связующее вещество, необходимое условие для укрощение всевластия государства-Левиафана.

Несмотря на пессимистический тон этой статьи, я искренне верю, что накопленный российскими общественниками опыт 30 постсоветских лет будет иметь критическое значение для российских гражданских организаций на новых этапах. Он сделает их сильнее и эффективнее, научит преодолевать испытания политикой и расколами — в общественных интересах.