Зачем Фёдору Бондарчуку разговоры с Вуди Алленом

Едва ли находящийся за тысячи километров от эпицентра событий очень пожилой режиссер понимал, что он общается не с простым российским кинодеятелем, а с одним из важных «смысловиков» путинского режима. 

В конце концов, как сам Аллен и сказал, ему нравится творчество Бондарчука, правда, старшего: киноэпопея «Война и мир». Почему бы в этой логике не поговорить с отпрыском уважаемого семейства. И уж точно создатель «Энни Холл» и «Матч-пойнта» не догадывался, что его используют в чужой игре — в улучшении отношений между Путиным и Трампом, в прорыве международной изоляции российского автократа.

Определенная согласованность действий российских политтехнологов просматривалась в удивительном событии: по одному из каналов российского телевидения, где вычищено вообще все иностранное и сколько-нибудь осмысленное отечественное, не считая совсем уж третьесортных забытых детективов, вдруг показали «Полночь в Париже» Вуди Аллена. 

Это, как если бы в солдатский или тюремный рацион вдруг включили изысканно сервированную фуа-гра или десерт «Павлова». Оказывается, этот случай был не произвольной историей, случившейся по недосмотру, а вписанной в большой проект «сделки» Путина и Трампа активной операцией. При попутном участии Бондарчука.

Так вот — в защиту Вуди Аллена: об этих политтехнологических маневрах он не мог догадываться. Хотя, вероятно, должен был? Вот в чём вопрос… 

Разумеется, режиссер мог отказаться от разговора просто по географически-политическому критерию — его интервьюировали из России. Но здесь, судя по последующему самооправданию режиссера, у него была своя логика: разрыв культурных, то есть человеческих, связей едва ли поможет разрешению конфликта. 

В каком-то смысле Аллен помог российской аудитории в формировании ощущения нормальности жизни, невзирая на ее неприятный военный фон. А это ровно то, что нужно людям в той же самой Москве, которая и так дистанцировалась от происходящего в мире и в стране. 

Кстати ни о чём

Нежелание вовлекать себя в раздумья о происходящем — защитная психологическая реакция, но, разумеется, ничего хорошего в ней нет.

Просто сам факт такого диалога с выдающимся режиссером, одним из символов западной цивилизации, подчеркнул принципиальное стремление этой отказывающейся думать и желающей развлекаться аудитории к миру и обычной нормальной жизни. 

Городская московская аудитория по своим мыслям, желаниям, образу жизни ничем не отличается от такой же аудитории в Нью-Йорке, Париже, Венеции, ей искренне хочется вернуться куда-то в период до февраля 2022 года. 

Вероятно, из этого и исходил Аллен, давая согласие на разговор о кино. Тем не менее, есть еще один аргумент против. Умберто Эко где-то выразился в том смысле, что публичный интеллектуал, тем более мирового масштаба, выступает как социально значимая фигура, а не просто как писатель, художник, музыкант, кинематографист. И потому должен понимать меру ответственности. 

Вуди Аллен помог российской аудитории в формировании ощущения нормальности жизни

Но и на это есть тот же самый простой ответ Аллена: разрушать мосты между людьми — не лучший способ противостоять безумию. Может ли Вуди Аллен поддерживать Путина? Разумеется, нет.

Может ли он не горевать по поводу страшной бойни? Конечно, всем опытом своей жизни, всем своим творчеством он противостоит варварству. Он — для людей и про людей. Смерть в его сюжетах время от времени появляется, но ее можно обмануть и переиграть в шахматы. Она у него скорее недотепистая, чем страшная. 

«Разбирая Вуди», можно обнаружить все то же самое, что мы всегда находили в нем: городского интеллектуала-невротика в твидовом пиджаке и вельветовых брюках. Он в свои почти 90 лет все еще, как сам писал в автобиографической книге «Кстати ни о чем» (A Propos of Nothing), «маленький мальчик, который любит кино, женщин, спорт, ненавидит школу, имеет пристрастие к драй-мартини».

Вуди Аллену не надо приспосабливаться к чудовищному политическому режиму или быть коллаборационистом: он прожил жизнь в Америке, а не в СССР или Китае. Правда, дожил до Трампа. Но и о таких, как 47-й президент США, Аллен сказал задолго до всего произошедшего: «Твой отец выступает за правое крыло республиканцев, а я считаю их помешанными психопатами, но это не означает, что мы не уважаем друг друга, правильно?» 

Или: «Одно время я встречался с женщиной из администрации Эйзенхауэра. Мне было самому забавно, что я пытался сделать с ней то же, что Эйзенхауэр делал со страной последние восемь лет». 

Или: «Она великолепна. Не верится, что республиканка может быть такой сексуальной». 

Его ирония уничтожала автократов и ретроспективно, но вполне актуально для наших дней: «Я не могу долго слушать Вагнера. У меня возникает непреодолимое желание напасть на Польшу». 

Ветер с Манхэттена

Про Путина Аллен, кажется, не шутил. Но, вероятно, российский автократ очень далек от него, находится вне сферы интересов жителя Нью-Йорка. Для Вуди Аллена, и это стало понятно после его сравнительно уже давнего интервью Екатерине Котрикадзе в начале 2021 года, Россия — это Москва и Петербург, Толстой и Достоевский. И он едва ли думает, что эти два писателя в какой-то мере ответственны за ментальную аберрацию, которая привела к СВО и выученной индифферентности большинства нации. 

Легитимизировал ли Аллен своим разговором с Бондарчуком путинскую Россию? Думается, что нет. В таком ключе, наверное, не думали и те, кто в Москве собрался его послушать в поисках нормальности в повседневной жизни. 

В этом существенная часть аудитории была похожа на Аллена — им и в голову не приходило, что Бондарчук, сам этот разговор, сама кинонеделя имеют какое-то отношение к идущей фоном, с плохо видимыми титрами, «спецоперации». В этом — моральная проблема. Но это и реальность. 

У Аллена неоднозначная репутация из-за сексуальных скандалов. Иной раз на несколько жемчужин в его творчестве приходится много хлама. Но даже в натужных шутках и худших фильмах есть узнаваемая и полюбившаяся интонация. И эти натужность и халтурность можно простить — за ту самую интонацию. 

В его фильмах все узнаваемо, как в уютном доме, где играет джаз и совершенно нет места ужасам и «высоким» идеям, к этим ужасам приводящим. А в худшие слухи о Вуди не хочется верить. Аллен совершил faux pas, это несомненно. 

Тем не менее, любят и ненавидят его не за это. В каком-то смысле он прорвал железный занавес, но со своей стороны, а не со стороны Бондарчука, который обслуживает возможную «большую сделку» между Путиным и Трампом. 

Он, разумеется, обращался к людям, а не думал, что ведет разговор с политическим режимом. Появление Аллена на большом экране во время видеосвязи — не победа Путина и не помощь Трампу. Наоборот, невероятные усилия громоздкой государственной машины, направленные на изоляцию страны, вдруг на время были прерваны. 

И оказывается, для обслуги путинского режима страшно важно сделать вид, что они признаваемы одним из самых значимых в мире западных авторитетов в искусстве. 

Получается, что Запад для Кремля все еще очень много значит, и Россия, даже путинская, заискивающе ищет контакта и одобрения: отнюдь не с Востока, а с Манхэттена. 

Тем самым режим выдает себя с головой — он амерканоцентричен, он измеряет свое величие и силу через конфликт с Америкой и одновременно через дружбу с ней. Снова и снова предъявляя в качестве оправдания Москву и Петербург, Толстого и Достоевского. 

Вот ведь что еще можно обнаружить в этой истории, если положить авторов мизансцены с Алленом на кушетку психоаналитика: комплексы, неизбывные русские комплексы… 

В конце концов, хочет этот режим — самоизоляции или признания Западом? 

Управлять искусством, как Сталин, а получать признание от Вуди Аллена? Ответ — да, хочется и того, и другого. 

Все очень сложно в этой загадочной русской душе. 

Как там у Вуди Аллена: «Терпеть не могу русские пьесы. Ничего не происходит, а деньги дерут, как за мюзикл».