Как Андрей Сахаров стал демократом

В сегодняшней России демократия никак не может закрепиться — просто потому, что в стране слишком мало демократов. Немногие в России на самом деле хотят демократическую систему. И ни одна демократия не может долго существовать без опоры на широкие слои населения.

Одно из последствий неглубоких корней демократии в России — ощущение безнаказанности у ее руководства. Сейчас Владимир Путин не скован в своих действиях ни законами, ни институтами.

«Народ нас поддержит»

Для книги об истории советского диссидентского движения, которая будет опубликована в августе 2024 года, я изучал стенограммы политбюро ЦК КПСС. Оно обсуждало, что делать с диссидентами, — Андреем Сахаровым и другими. В одной из таких дискуссий в конце 1970 годов руководители СССР рассуждали, что делать с Сахаровым после того, как он будет лишен свободы. Следует ли его выслать? Но они не могли отправить его за границу: Сахаров слишком много знал о советской ядерной программе. И вот член политбюро Николай Подгорный говорит своим товарищам по политбюро, включая Леонида Брежнева: как бы мы ни поступили, народ нас поддержит. И никто не стал с ним спорить.

В этом и кроется проблема. Руководство страны уверено, что может действовать как угодно, и население его не накажет. 

Андрей Сахаров много писал о демократии, правах человека и международных отношениях. Наиболее оригинальным и часто упускаемым из виду является его представление о правах человека. Сахаров отнюдь не начинал как демократ. В 1960-х годах он не был приверженцем многопартийной демократии как идеальной системы принятия политических решений об общем благе. Но со временем он стал демократом. Это хороший пример того, как люди в современном мире могут стать приверженцами демократической формы правления.

Сахаровская идея о правах человека, прописанная в «Размышлениях о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» в 1968 году, кажется потрясающе оригинальной. Многие рассматривают права человека как метод ограничения власти государств, как способ ограничить действия государства в отношении собственного народа и людей за пределами страны. Ведь права человека универсальны и не зависят от гражданства. Сахаров воспринял эту идею, но пошел гораздо дальше. Он сосредоточился, и это очень актуально сегодня, на праве свободного обмена информацией и праве без страха ее обсуждать.

Права человека — это радикальная идея

Это не просто ограничение, устанавливающее, что может и что не может делать государство. Это еще и важный составляющий элемент системы управления и руководства. Без свободного обмена информацией невозможно принимать разумные решения. Чтобы выбрать ту или иную политику, нужно проанализировать факты, взвесить аргументы за и против. Без права людей на свободный обмен информацией и дискуссию, государство не может вести себя эффективно и рационально. Так что права человека — это не только ограничения, которых государство не должно переступать, но и элемент логики принятия решения внутри самих государств. Это радикальная идея, которая не получила должного внимания.

Сахаров был сосредоточен на праве свободного обмена информацией и праве без страха ее обсуждать. Это очень актуально сегодня

В том же эссе Сахаров сформулировал позицию, которая является и демократической, и технократической. Это объединяло его с диссидентским движением. Оно, как и многие внутри и за пределами СССР, опасалось, что вызовы, стоящие перед современными странами и государствами, слишком сложные и тонкие, чтобы доверить их решение народным массам. Поэтому Сахаров высказался за то, чтобы представители интеллигенции привлекались в качестве консультантов государства для решения проблем, сложность которых была не под силу широким слоям населения. И чтобы эти консультанты думали о проблемах, которые требовали глобальных, а не национальных решений.

Как Солженицын повлиял на Сахарова

В 1968 обсуждалось, что делать с ядерным оружием и ядерной энергией, с глобальным загрязнением и проблемами радиации, с продовольственной проблемой и ростом населения. Первая из этих проблем и изменение климата остаются с нами и сегодня, другие отошли на второй план, но аргумент остается в силе: это проблемы, которые можно решить только на глобальном, а не на национальном уровне. И Сахаров тогда был убежден, что только эксперты могут дать правительствам советы, нужные для эффективного решения этих проблем.

Так что Сахаров тогда не был поклонником многопартийной демократии. Как и многие советские интеллектуалы, он смотрел на реально существующие примеры демократии, и видел в них высокую степень хаоса, неспособности прийти к окончательным решениям по важнейшим проблемам, которые не терпели отлагательств. Принятие политических решений в западных демократиях не было вдохновляющим примером.

Сейчас западные демократии выглядят не лучше, чем в 1968 году, а во многих случаях, включая американский, — значительно хуже. Они не работают слаженно и не очень способны решать насущные проблемы, с которыми мы сталкиваемся.

Что же заставило Сахарова отказаться от скептического отношения к демократии и превратило его в твердого сторонника многопартийных систем, несмотря на всю сложность и трудоемкость принятия в них решений? Как показал в превосходной интеллектуальной биографии Сахарова Джей Бергман, на превращение Сахарова в демократа повлиял его спор с Александром Солженицыным.

Чем больше Сахаров узнавал о том, что Солженицын придерживается авторитарного, даже архаичного подхода к глобальным проблемам, чем больше Сахаров узнавал о стремлении Солженицына сохранить концентрацию власти в руках руководства, тем меньше ему нравилась эта модель. И тем серьезнее он задумывался о гарантиях, которые может дать настоящая интеллектуальная конкуренция в виде многопартийной системы.

Чем больше Сахаров узнавал о том, что Солженицын придерживается авторитарного, даже архаичного подхода к глобальным проблемам, чем больше Сахаров узнавал о стремлении Солженицына сохранить концентрацию власти в руках руководства, тем меньше ему нравилась эта модель. И тем серьезнее он задумывался о гарантиях, которые может дать настоящая интеллектуальная конкуренция в виде многопартийной системы.

Этот пример показывает, что человек, который очень глубоко задумывается над глобальными проблемами, становится сторонником демократии. Сегодня нужно, чтобы в России стало больше сторонников демократии. Ведь западные страны могут делать все, что угодно, — вводить санкции, помогать Украине, поддерживать российские гражданские организации в изгнании. Россия может даже проиграть войну против Украины. Но ничто из этого не обеспечит будущее демократии в России, если российский народ не захочет демократии и не будет готов призвать своих лидеров к ответу.

Опасное одиночество

Сейчас у Владимира Путина меньше ограничений, чем у любого российского правителя XX века. Его не ограничивают ни законы, ни институты. Российская правовая система превратилась в фарс. В России не осталось ни независимых судов, ни независимой прессы. Нет системы конкурирующих политических партий. Российский парламент не оказывает существенного влияния на то, что может и чего не может делать Кремль. Нет даже политбюро, которое обеспечивало коллективное, а не единоличное руководство в 1970-х и начале 1980-х годов.

Ничто не обеспечит будущее демократии в России, если российский народ не захочет демократии и не будет готов призвать своих лидеров к ответу

Даже на символическом уровне у Путина нет ограничений. Он не встроен даже в самое элементарное человеческое сообщество — семью. Путин действительно одиночка, не ограниченный ни символически, ни принадлежностью к сообществу, ни институционально.

Это крайне опасно. Война против Украины едва ли бы состоялась, если бы не эта роль руководителя-одиночки, которую Путин сумел для себя создать. В какой-то момент россияне осознают, что им пришлось и придется заплатить огромную цену за отсутствие каких-либо ограничений для этого оператора-одиночки.

И вот тогда снова выйдут на поверхность идеи Сахарова, что права человека должны быть встроены в практику государственного управления, и о том, что конкуренция в многопартийной демократии необходима для принятия государственных решений.